Парадокс Меннерса

Отрывок из очень известного текста А. Грина.

 

Интересно, потому что рисует алгоритм восприятия. Герой поступает неким непонятным для социума образом, т. образом навлекая на себя, мягко говоря, непонимание.

Хорошо это или плохо, судить не берусь.

Но описание -  понравилось.

 

Интересно, отчего молчание так подействовало на людей, молчание - по сути лишь отсутствие звучания речи...

 

На  молчание наслаивается ложь и сплетни напуганных окружающих.

Злорадство людям более понятно, чем - тишина.

 

На молчание героя каждый спроецировал нечто свое....

 

 

В один из таких дней двенадцатилетний сын Меннерса, Хин, заметив, что
отцовская лодка бьется под мостками о сваи, ломая борта, пошел и сказал об
этом отцу. Шторм начался недавно; Меннерс забыл вывести лодку на песок. Он
немедленно отправился к воде, где увидел на конце мола, спиной к нему
стоявшего, куря, Лонгрена. На берегу, кроме их двух, никого более не было.
Меннерс прошел по мосткам до середины, спустился в бешено-плещущую воду и
отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за
сваи. Весла он не взял, и в тот момент, когда, пошатнувшись, упустил
схватиться за очередную сваю, сильный удар ветра швырнул нос лодки от
мостков в сторону океана. Теперь даже всей длиной тела Меннерс не мог бы
достичь самой ближайшей сваи. Ветер и волны, раскачивая, несли лодку в
гибельный простор. Сознав положение, Меннерс хотел броситься в воду, чтобы
плыть к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже
недалеко от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали
верную смерть. Меж Лонгреном и Меннерсом, увлекаемым в штормовую даль, было
не больше десяти сажен еще спасительного расстояния, так как на мостках под
рукой у Лонгрена висел сверток каната с вплетенным в один его конец грузом.
Канат этот висел на случай причала в бурную погоду и бросался с мостков.
-- Лонгрен! -- закричал смертельно перепуганный Меннерс. -- Что же ты
стал, как пень? Видишь, меня уносит; брось причал!
Лонгрен молчал, спокойно смотря на метавшегося в лодке Меннерса, только
его трубка задымила сильнее, и он, помедлив, вынул ее из рта, чтобы лучше
видеть происходящее.
-- Лонгрен! -- взывал Меннерс. -- Ты ведь слышишь меня, я погибаю,
спаси!
Но Лонгрен не сказал ему ни одного слова; казалось, он не слышал
отчаянного вопля. Пока не отнесло лодку так далеко, что еле долетали
слова-крики Меннерса, он не переступил даже с ноги на ногу. Меннерс рыдал от
ужаса, заклинал матроса бежать к рыбакам, позвать помощь, обещал деньги,
угрожал и сыпал проклятиями, но Лонгрен только подошел ближе к самому краю
мола, чтобы не сразу потерять из вида метания и скачки лодки. "Лонгрен, --
донеслось к нему глухо, как с крыши -- сидящему внутри дома, -- спаси!"
Тогда, набрав воздуха и глубоко вздохнув, чтобы не потерялось в ветре ни
одного слова, Лонгрен крикнул: -- Она так же просила тебя! Думай об этом,
пока еще жив, Меннерс, и не забудь!
............
На другой день только и разговоров было у жителей Каперны, что о
пропавшем Меннерсе, а на шестой день привезли его самого, умирающего и
злобного. Его рассказ быстро облетел окрестные деревушки. До вечера носило
Меннерса; разбитый сотрясениями о борта и дно лодки, за время страшной
борьбы с свирепостью волн, грозивших, не уставая, выбросить в море
обезумевшего лавочника, он был подобран пароходом "Лукреция", шедшим в
Кассет. Простуда и потрясение ужаса прикончили дни Меннерса. Он прожил
немного менее сорока восьми часов, призывая на Лонгрена все бедствия,
возможные на земле и в воображении. Рассказ Меннерса, как матрос следил за
его гибелью, отказав в помощи, красноречивый тем более, что умирающий дышал
с трудом и стонал, поразил жителей Каперны. Не говоря уже о том, что редкий
из них способен был помнить оскорбление и более тяжкое, чем перенесенное
Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до конца жизни о Мери, --
им было отвратительно, непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал. Молча, до
своих последних слов, посланных вдогонку Меннерсу, Лонгрен стоял; стоял
неподвижно, строго и тихо, как судья, выказав глубокое презрение к Меннерсу
-- большее, чем ненависть, было в его молчании, и это все чувствовали. Если
бы он кричал, выражая жестами или суетливостью злорадства, или еще чем иным
свое торжество при виде отчаяния Меннерса, рыбаки поняли бы его, но он
поступил иначе, чем поступали они -- поступил внушительно, непонятно и этим
поставил себя выше других, словом, сделал то, чего не прощают. Никто более
не кланялся ему, не протягивал руки, не бросал узнающего, здоровающегося
взгляда. Совершенно навсегда остался он в стороне от деревенских дел;
мальчишки, завидев его, кричали вдогонку: "Лонгрен утопил Меннерса!". Он не
обращал на это внимания. Так же, казалось, он не замечал и того, что в
трактире или на берегу, среди лодок, рыбаки умолкали в его присутствии,
отходя в сторону, как от зачумленного. Случай с Меннерсом закрепил ранее
неполное отчуждение. Став полным, оно вызвало прочную взаимную ненависть....

Какова должна была б, с Вашей точки зрения, реакция героя, чтоб вы сказали, вот так - да, это правильно?)

Человеки несовершившие подвиг рефлексируют только в произведениях Грина и Гайдара.

Когда-то я купался в шторм на скалах просто для развлечения, а щас... так же стоял бы и курил.

и тут без Мэри не обошлось) реакция матроса прогнозируема если эта Мэри стала жертвой насилия или смерти, где мог влиять этот Меннерс. Месть в голове была выще мужского товарищества. Если бы матрос получил вовремя псих. помощь то уровень его тревоги снизился и я уверен что в нем бы сработал рефлекс спасателя, с паузой но сработал. А так после еще одной смерти, общест. порицания он загруз еще глубже.

и тут без Мэри не обошлось) реакция матроса прогнозируема если эта Мэри стала жертвой насилия или смерти, где мог влиять этот Меннерс. Месть в голове была выще мужского товарищества. Если бы матрос получил вовремя псих. помощь то уровень его тревоги снизился и я уверен что в нем бы сработал рефлекс спасателя, с паузой но сработал. А так после еще одной смерти, общест. порицания он загруз еще глубже.

Нене.

Она к нему занимать ходила, ну в долг, до мужнина возвращения на днях, младенчик у ней был, дочка, а он ей такой - а давай ты мне давай. А она мужу осталась верна, но бедняжка померла. Болезная была патамушта...

А вообще Грина упоительно было на уроках литературы объяснять. Давно было, в молодости.

У него, А. Грина,  есть вещь жалистная " Зеленая лампа" называется..

И вот ты приходишь, сидят куча мала оболтусов, которым этот Грин...родился, учился, женился и застрелился, помер то есть.

 

Производила на эти цветы жизни эффект такая интерпретация:

- Короче, был такой чувак, он был типа бедный, ваще просто, такой он стоит, а тут два богатых придурка подгребают и говорят, эй, хошь бабосов срубить в легкую? Он  - а че, иси мани, думает, говорит, а че делать надо? Один ему - а ты вечером лампу включай, а я те за это платить буду, без балды...

- А че дальше было?

- Открыли книгу и прочитали, со страницы такой то по такую то....

В произведениях того времени частенько месть доминирует, что у Грина, что у Дюма. Наверное, одно из свойств человеческой психики. Зачем ,только?

В произведениях того времени частенько месть доминирует, что у Грина, что у Дюма. Наверное, одно из свойств человеческой психики. Зачем ,только?

Дюма - он немножко другой.

Там герой имеет откровенно мерзкий прототип, какой то лавочник, ставший в процессе мести насильником и убийцей...

Дюма - он немножко другой.

Там герой имеет откровенно мерзкий прототип, какой то лавочник, ставший в процессе мести насильником и убийцей...

Граф Монте Кристо?)) интересная интерпретация, плюсану, пожалуй))

Граф Монте Кристо?)) интересная интерпретация, плюсану, пожалуй))

Да - да.))

Я просто после работы отдыхаю, немного рассеянная.