Перейти к содержанию
  • записей
    14
  • комментариев
    15
  • просмотров
    25 837

Мужское тело


Radugnui

489 просмотров

  Из программы Александра Гордона "Диалоги".    
 


На тему соответствия внешнего и внутреннего устройства человека рассуждают гости программы: доктор философии Игорь Кон, кандидат философских наук   Елена Петровская и доктор филологических наук, профессор МГУ Андрей Россиус.

Материалы к программе:

Позиции: 

И. Кон — изучение истории изображения мужского тела показывает, что отношение к нему, бывшее постоянным на протяжении всей истории культуры (за исключением античности) меняется.

Е. Петровская — тело еще на самом деле не понято, тело это проблема.

А. Россиус — не надо придавать слишком большое значение сексуальности, как это делает И. Кон, а постмодернистские рассуждения Е. Петровской — не более, чем риторика (с этим полностью согласен и И. Кон).

И. Кон. Из статьи «Мужское тело как эротический объект»

Один из самых увлекательных новых сюжетов современного человековедения, — человеческое тело. Сегодня никто не сомневается в том, что наше тело — не просто природная, анатомо-физиологическая данность, а сложный и изменчивый социальный конструкт. Но кто и как «конструирует» человеческое тело? В философии и культурологии на этот счет существует несколько концептуальных схем и бинарных оппозиций, которые, к сожалению, плохо согласованы и зачастую несовместимы друг с другом.

Начиная с классической работы английского искусствоведа сэра Кеннета Кларка (Clark, 1960), историки искусства, а за ними и другие ученые разграничивают понятия голого и нагого. Голое (naked) — это всего лишь раздетое тело, голый — человек без одежды, каким его мама родила. Напротив, нагота (nudity) — социальный и эстетический конструкт; нагое тело не просто не прикрыто, а сознательно выставлено напоказ с определенной целью, в соответствии с некими культурными условностями и ценностями. Быть голым — значит быть самим собой, натуральным, без прикрас. Быть нагим — значит быть выставленным напоказ. Чтобы голое тело стало нагим, его нужно увидеть как объект, объективировать.

Индивидуальное восприятие обнаженного тела, равно как и способы его репрезентации, зависят от свойственного данной культуре телесного канона, включая характерные для нее запреты, табу, нормы стыдливости и многие другие предписания, которых может не быть у других культур и которые так или иначе связаны с гендерной стратификацией.

Важнейший источник для изучения эволюции телесного канона и стереотипов маскулинности и фемининности — история искусства. Но искусствоведческая литература по истории человеческого тела почти вся посвящена женщинам. За вычетом немногих старых работ (Bulle, 1912, Hausenstein, 1913), иконография мужского тела родилась только в конце 1970-х годов (Adler. and Pointon, 1993; Boone, 1998, Brooks, 1993, Cohan. and Hark, 1993, Perry and Rossington, 1994, Davis, 1991, Dutton, 1995, Gоldstein, 1994, Krondorfer, 1996, Lehman, 1993, Lucie-Smith, 1998, Mosse, 1996, Schehr, 1997, Solomon-Godeau, 1997, Walters, 1978, Weiermair, 1987) и остается крайне фрагментарной, причем она связана преимущественно с историей однополой любви (Beurdeley, 1977, Cooper, 1994; Creekmur and Doty, 1995 и др.). Для этого есть веские основания.

В европейском искусстве, за исключением античности, обнаженное женское тело изображалось значительно чаще мужского. Уже в эпоху палеолита женские знаки и образы решительно преобладают над мужскими. Почти на всем протяжении истории человечества как создателями, так и потребителями искусства были мужчины, которых женское тело сексуально интересовало и возбуждало больше, чем мужское.

Это проявляется и в искусстве. В европейской живописи нового времени женщина обычно более или менее пассивно позирует, открывая свою дразнящую наготу оценивающему взгляду потенциального зрителя-мужчины, который является ее заказчиком. Нагота — знак социальной подчиненности женщины. Даже в откровенно сексуальных сценах женщина не столько реализует собственные желания, сколько возбуждает и обслуживает мужское воображение. Женское тело является объектом мужского взгляда, привилегия мужчины — «смотрение».

Автономия мужского члена — не просто метафора. Как известно, мужские члены значительно длиннее и толще, чем у самцов приматов. Гипотетическое палеоантропологическое объяснение (Sheets-Johnstone, 1990) связывает этот факт с прямохождением, в результате которого пенис стал более заметным и видимым, сделавшись из простого орудия сексуального производства также возбуждающим знаком для самок и, самое главное, символом маскулинности для других самцов (по аналогии с оленями, у которых знаком статуса служит размер рогов). Возможно, именно это обстоятельство является и конечной причиной, побуждающей мужчин прикрывать свой половой орган.

Проблематичность взаимоотношений мужчины с его половым органом давно уже сформулирована как оппозиция пениса и фаллоса, тесно связанная с уже знакомой нам диалектикой голого и нагого. Хотя в обыденной речи эти слова часто употребляются как синонимы, они обозначают совершенно разные вещи. Пенис — материальный анатомический орган, которой шевелится у мужчины между ногами. Фаллос же не обладает материальным существованием, это лишь обобщенный символ маскулинности. Он всегда должен быть большим, сильным, жестким, неутомимым.

Чтобы раскрепостить мужское тело и сделать его предметом рефлексии и художественного изображения, культура должна была ослабить целый ряд запретов: а) на наготу, б) на мужскую наготу, в) на сексуальность и г) на гомосексуальность.

Коль скоро различие между пенисом и фаллосом не дано объективно, а создается взглядом, кто является субъектом этого взгляда, чей взгляд в первую очередь конструирует и эротизирует мужское тело? Если предположить, что для индивида важна прежде всего его сексуальная привлекательность, то главной референтной группой мужчин должны быть женщины, именно их взгляд должен конструировать гетеросексуальное мужское тело. Но до самого недавнего времени это было практически невозможно.

По отношению к мужчине женщина всегда или почти всегда была «младшей». Он мог смотреть на нее, любоваться ею, трогать, «трахать» и изображать ее, обратное же было невозможно. Даже в современном, достаточно эмансипированном, мире женщина зачастую может откровенно любоваться наготой своего любимого, только когда тот спит. Слишком пристальное, даже любовное и ласковое, внимание к их гениталиям многих мужчин смущает. А уж сравнение их мужских достоинств с чужими и вовсе недопустимо. Фаллос существует не для того, чтобы его рассматривали, а чтобы ему поклонялись. Тем более не могли женщины обсуждать и изображать мужские достоинства публично (хотя и делали это в своей среде), даже применительно к произведениям искусства.

Открытый и свободный женский взгляд на мужское тело практически был вне закона. Главной референтной группой для мужчин в этом, как и в большинстве других вопросов, всегда было и остается мужское сообщество. Но мужское сообщество является фаллоцентрическим и фаллократическим. Мужской взгляд, формирующий мужское групповое самосознание, является по определению соревновательным, отчужденным, завистливым, отталкивающим, неэротическим, даже кастрирующим. Этот взгляд не ласкает пенис, а превращает его в фаллос, культивируя, с одной стороны, зависть и чувство собственной неполноценности, а с другой — пренебрежение и высокомерие к другим. Фаллоцентризм, фаллический культ и фаллократия — разные аспекты одного и того же явления. «Зависть к пенису», которую Фрейд приписывал женщинам, на самом деле типична для самих мужчин.

Если же говорить о художественном изображении гениталий, но разница между мужчинами и женщинами в этом вопросе значительно меньше, чем считают ученые-конструктивисты, а некоторые бросающиеся в глаза различия коренятся в анатомических особенностях. Что бы мы ни говорили о социокультурных детерминантах фаллоцентризма, женские гениталии самой природой спрятаны в глубине тела, чтобы их можно было разглядеть, женщина должна широко раздвинуть ноги. В классическом искусстве такие изображения практически отсутствуют (мне вспоминается только известная картина Курбе), кажутся нарочитыми, порнографическими. Напротив, мужские гениталии расположены снаружи, они сразу же привлекают к себе внимание. Это требует дополнительного социального контроля, легитимации и символизации. Открытая демонстрация женских гениталий табуируется культурой (культурами) не менее жестко, чем демонстрация пениса, и вызывает такие же страхи — знаменитая vagina dentata («зубастое лоно»), ритуальные проклятия или угрозы путем задирания юбок и демонстрации влагалища, бранные выражения типа «пошел в...» и т. п.

Историками искусства доказано, что изображение обнаженного мужского тела, как и вся поэтика маскулинности, тесно связана с гомоэротическим желанием и творчеством художников, которые это желание разделяли (Saslow, 1987; Steinweiler, 1989). Но стоит только поставить вопрос, для кого данный образ является гомоэротическим — для самого художника, для его заказчика, для его современников или для современных геев-искусствоведов — как многие атрибуции становятся проблематичными. Даже такая классическая геевская «икона», как Святой Себастьян, изображается по-разному, в зависимости как сексуальной ориентации художника, так и от многих других причин.

Любопытный момент «реабилитации» мужского тела — ослабление запретов на изображение волосяного покрова. В эротических изданиях и в рекламных роликах, как и в классической живописи прошлого, мужское тело обычно изображалось гладким и безволосым. Это помогало ему выглядеть одновременно более молодым и менее агрессивным, «животным». Но многим мужчинам и женщинам волосатое тело нравится, кажется более сексуальным. А клиент, как известно, всегда прав. В результате в телерекламе сигарет, а затем и некоторых других товаров, взорам телезрителей предстала волосатая мужская грудь, а потом и ноги.

Изменение мужского телесного канона — не следствие зловещей «гомосексуализации» культуры и общества, а один из аспектов долгосрочного глобального процесса перестройки гендерных стереотипов. Вопреки распространенным опасениям, ослабление поляризации мужского и женского начал и допущение множественности индивидуальных телесных практик и стилей жизни не устраняет половых и гендерных различий, не феминизирует и не умаляет мужчину, а эмоционально раскрепощает и обогащает его.

Единой поэтики мужского тела, как и единого типа маскулинности, никогда не было, нет и не будет, каждый тип индивидуальности несет в себе свои собственные проблемы и трудности. Сложный и длительный процесс трансформации гендерных стереотипов болезненно переживается многими мужчинами и порождает много социокультурных и сексологических проблем. Изучение их — одна из комплексных задач обществоведения и человековедения.

Е. Петровская.

При том что И. Кон говорит о теле так много и подробно, тело само по себе не представляет для него проблемы. Тело — это физический объект, состоящий из определенного числа органов. Тело «понятно».

Сама Е. Петровская принадлежит к условно говоря «философии тела». Один из аспектов (только один!) этой философии хорошо сформулировал французкий философ середины 20 века Морис Мерло-Понти. Он рассуждал так: существует так называемая «психофизиологическая проблема». Она заключается в следующем: мысли и физический мир совершенно разорваны и не имеют ничего общего — мысль абстракта, идеальна, она «не существует» (как бы); мир — физичен, материален, реален и т. д. Но есть некий феномен, где эти две несводимых друг к другу области встречаются. Это мое тело. Между моей идеальной мыслью «я поднимаю руку» и физическим актом поднятия материального объекта — руки, нет никакого разрыва. Это единый акт. Тем самым мое тело является совершенно уникальным местом, где решена фундаментальная проблема мироустройства. Поэтому через тело должна быть продумана вся система мироустройства.

Одновременно тело не есть некий «инструмент» мысли. Хотя мысль и немыслима без тела, тело все еще остается непонятым, оно — тело — проблемно, оно есть проблема мысли (философии). Об этом скорее всего и будет говорить Петровская.

Вот несколько цитат из книги «философа тела», современного французкого философа Жан-Люка Нанси (у которого стажировалась Петровская и которого она переводила):

«Так и весь опыт тела непереводим в опыт мысли: или, точнее, опыт тела есть опыт предела мысли».

«Нет такого мышления, которое не находилось бы в теле — то есть вне самого себя. Вот почему не может быть ни единственного, ни единого, ни объединяющего мышления — и прежде всего, мышления, объединяющего тело и самую мысль».

Библиография

Кон И. С. Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. М., 1998.

Кон И. С. Гомоэротический взгляд и поэтика мужского тела//Митин журнал. 1999. № 58.

Кон И. С. Мужское тело как эротический объект//Гендерные исследования. 1999. № 3.

Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999.

Нанси Ж.-Л. Corpus. М., 1999.

Подорога В. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. М., 1996.

Синельников А. Мужское тело: взгляд и желание//Гендерные исследования. 1999. № 2.

Фуко М. Забота о себе/Фуко М. История сексуальности. Киев; М., 1998. Т. 3.

Adler K. The Body Imaged. The Human Form and Visual Culture since the Renaissance. Cambridge University press, 1993.

Beurdeley, C. L’amour bleu. Die homosexuelle Liebe in Kunst und Literatur des Abendlandes. Koln, 1977.

Bordo S. Reading the male body//Moore. 1997.

Clark K. The Nude: A Study in Ideal Form. L., 1960.

 

2132225966_.jpg.b558e6cebc774cde9714c97c42b88e60.jpg

0 Комментариев


Рекомендуемые комментарии

Комментариев нет

Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учетную запись

Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!

Регистрация нового пользователя

Войти

Уже есть аккаунт? Войти в систему.

Войти
×
×
  • Создать...